Катынь

„Мы молились о скором строительстве польских военных кладбищ. Сколько усилий пришлось приложить и невзгод преодолеть за эти десять лет, знают только те, кого мы сегодня можем поблагодарить от всего сердца.”

Доктор Рышард Рудзиньский, из речи, произнесённой 28 июля 2000 года во время церемонии открытия Польского военного кладбища в Катыни

Вместе с публикацией 13 апреля 1990 года агентством ТАСС заявления властей Советского Союза, содержащим выводы «о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных», появился шанс на надлежащее и достойное увековечивание памяти жертв этой трагедии. Семьи и родственники убитых, объединенные в Федерации катынских семей, приняли решение о строительстве польского военного кладбища в Катыни. Это желание повлекло за собой, как оказалось, длинные и трудные переговоры между властями Республики Польша и правительством Российской Федерации.

Строительству кладбища предшествовали контрольно-измерительные работы, проведённые польскими экспертами, геодезические и картографические исследования, а также эксгумация останков жертв. Все работы были организовал и координировал Совет охраны памяти борьбы и мученичества (ROPWiM) во главе с Анджеем Пшевозьником. Несомненно, контрольные и эксгумационные работы, проведенные в Катынском лесу в 1994-1995 годах специалистами под руководством профессора Мариана Глосека, доказали, что в массовых захоронениях находятся останки польских солдат, убитых НКВД весной 1940 года. Точные геодезические измерения территории позволили подготовить необходимую документацию для проведения конкурса на проект освоения территории кладбища в Катыни.

После многолетних усилий и дипломатических стараний 25 марта 1995 года в Смоленске был подписан документ о строительстве польского кладбища в Катыни. В июне 1995 года, в пятьдесят пятую годовщину Катынского преступления, президент Республики Польша Лех Валенса заложил учредительный акт и первый камень, освященный Папой Римским Иоанном Павлом II для строительства польского военного кладбища в Катыни.

В открытом конкурсе Совета охраны памяти борьбы и мученичества (ROPWiM) на проект застройки кладбищ в Катыни, Медном и Харькове победила команда под руководством двух специалистов: скульптора Здзислава Пидека из Государственной высшей школы изобразительных искусств в Гданьске и Анджея Солыги из Академии изящных искусств в Варшаве.

В 1998-1999 годах по результатам тендера были отобраны подрядчики для строительства кладбища. Земляные и строительные работы выполнялись польскими компаниями — AO Budimex вместе с субподрядчиком OOO Energotechnika из Кнурова. Консорциум АО Budimex и АО Metalodlew из Кракова позаботился о производстве скульптурных элементов кладбища, их доставке и установке. Колокол был изготовлен литейным заводом Януша Фельчиньского из Пшемысля.

В апреле 1999 Совет охраны памяти борьбы и мученичества получил от российских властей разрешение на строительство кладбища и право распоряжаться землей с этой целью. Месяц спустя начались строительные работы. 28 июля 2000 года в рамках 60-летия Катынского преступления состоялось торжественное открытие и освящение Польского военного кладбища в Катыни. И эта церемония, и само строительство проходили под патронатом председателя Совета Министров РП, профессора Ежи Бузека.

„Как священник, я хочу попросить об одном: пусть над могилами будет установлен крест.”

Кардинал Юзеф Глемп

В Польской Народной Республике католическая церковь боролась за правду о катынском преступлении. Эти старания были важным элементом борьбы против тоталитарного режима. В костёлах устанавливались мемориальные доски и проводились траурные службы в память о жертвах преступления. Там были организованы также выставки и лекции, на которых выдвигались требования наказать виновных и почтить память жертв. На кладбищах устанавливались первые катынские памятники, а в связанных с костёлом издательствах публиковались запрещённые цензурой материалы о преступлении. Участвующие в этом священники становились жертвами репрессий, а некоторые даже платили за это своей жизнью.

В 1988 году польский примас Юзеф Глемп отправился в Россию на празднование тысячелетия крещения Руси. Во время официальной встречи с председателем Совета по делам религий при Совете министров СССР Константином Харчевым он поднял тему Катыни. «Я объяснил ему, что Катынь всё ещё является для нас болезненной темой, поэтому если мы хотим правильных отношений между нашими странами, то мы должны сказать правду об этом преступлении и отозвать свои обвинения в отношении нацистов. Я сказал ему тогда: „Как священник, я хочу попросить об одном: пусть над могилами будет установлен крест.” Я видел, как председатель пришел в замешательство. „Крест, вы говорите? Только крест. Да! Можно! Вы сможете поставить крест. Это легко, это удастся сделать”».

После возвращения в Польшу примас поручил воздвижение креста в Катынском лесу священнику Луцьяну Свеншковскому. Благодаря согласию Москвы удалось получить необходимое разрешение и уладить все формальности. Надпись на нём гласила: «В этом месте будет воздвигнут крест в память о смерти польских офицеров». Готовый крест высотой в пять с половиной метров был освящён примасом Глемпом.
Крест, привезённый из Варшавы на грузовом автомобиле STAR A-200, принадлежавшем Варшавской духовной семинарии, был воздвигнут в Катынском лесу 1 сентября 1988 года в присутствии представителей польского посольства в Москве и православного духовенства из Смоленского собора. Он был установлен между двумя плитами памятника, провозглашавшими ложь на польском и русском языках: «Жертвам фашизма — польским офицерам, расстрелянным фашистами в 1941 году».

Потребовалось еще два года, чтобы советская власть признала, что это она совершила Катынское преступление, и ещё двенадцать лет, чтобы польский примас Юзеф Глемп мог произнести во время мессы по случаю освящения польского военного кладбища в Катыни следующее:

«Офицеры, покоящиеся в этих ямах, спустя шестьдесят лет возродились в нашей памяти. Над ними останутся могилы этого упорядоченного кладбища, свидетельствуя о памяти и любви близких и всех наших братьев и сестёр в следующем поколении».

На основании книги: Milena Kindziuk [Милена Киндзюк], Kardynał Józef Glemp. Ostatni taki Prymas [Кардинал Юзеф Глемп. Последний такой примас], Издательство «Свят ксёнжки» [«Świat książki»], Варшава, 2010

Автор: МВ

Родился 4 января 1895 года в с. Милятичи под Львовом, в семье Марии (урожд. Ванталович) и Мариана Сольских. В семье было шестеро детей; брат Адама, Казимеж, был капитаном артиллерии Войска Польского. Сольский учился в Школе подхорунжих в г. Белхатув и Высшей офицерской школе. Во время Первой мировой войны он вступил в ряды Восточного легиона, а затем был призван в армию Австро-Венгрии, из которой дезертировал. В 1915 году был ранен под Монте-Саботино, но уже на следующий год вступил в Польские легионы. После отказа приносить присягу Сольский служил в Польском вспомогательном корпусе. По окончании войны жил во Львове.

Во время боев за Львов Сольский воевал в звании подхорунжего в 5-м пехотном полку Польских легионов. С середины 1919 года его перевели в армию генерала Халлера. Во время Советско-польской войны он участвовал в киевском походе, а в межвоенное двадцатилетие служил в 9-й пехотной дивизии — сначала в г. Лукув, затем в Бресте. 1 мая 1923 года Сольскому присвоено звание капитана Войска Польского, а девятью годами позже он был повышен в звании до майора пехоты Войска Польского. В 1938 году его перевели в 57-й пехотный полк в г. Познань, где он и встретил начало войны. За военные заслуги Сольский был награждён крестом Храбрых, Серебряным крестом ордена «Virtuti Militari» и Серебряным крестом Заслуги.

После начала Второй мировой войны и нападения СССР на Польшу, 28 сентября 1939 года, Сольский попал в плен в г. Тарногруд. Двумя днями позже он прибыл в г. Волочиск, в приемный пункт НКВД для военнопленных. Уже 5 октября он оказался в Путивльском лагере, а 3 ноября 1939 года был перевезен в Козельский лагерь, в котором встретил своего брата Казимежа и стал комендантом одного из бараков. Жена майора, Анна (урожд. Трояновская, называемая в дневниках майора Данкой), и дочь Эва после 1 сентября 1939 года бежали из Познани во Львов. После прихода советских войск они перебрались в Варшаву.

Майор Сольский оставил один из самых подробных дневников, который он вёл с момента пленения вплоть до своих последних минут перед расстрелом в Катынском лесу. Дневник найден рядом с его телом 24 апреля 1943 года во время немецкой эксгумации, а после войны его часто цитировали на «Радио Свобода».

7 апреля 1940 года майор Сольский передан в распоряжение Смоленского областного управления НКВД. Его фамилия числится в списке-предписании об отправке № 015/2 от 5 апреля 1940 года под номером N-413-41-2159. В этот день он записал в своем дневнике: «После обыска, в 16.55 (14.55 нашего польского времени) мы оставили за собой стены и колючую проволоку Козельского лагеря. Нас посадили в тюремные вагоны — вагоны, каких я никогда в жизни не видел. [Говорят,] что 50% пассажирских вагонов в СССР — тюремные». Известно, что майор Сольский покинул лагерь вместе с тремя генералами — Минкевичем, Сморавиньским и Богатеревичем — и был расстрелян 9 апреля 1940 года. В последней записи, датированной этим днём, говорится: «Пять утра. С рассвета день начинается как-то странно. Отъезд в клетках тюремного фургона, страшно. Привезли в лес, что-то вроде дачной местности. Тщательный обыск. Забрали часы, на которых было 6.30 (8.30). Спрашивали про обручальное кольцо... Забрали рубли, ремень, перочинный нож...». Несколькими минутами позже майор Сольский был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния. Его брата Казимежа убили в Катыни примерно неделей позже — по всей вероятности, 17 апреля 1940 года.

5 октября 2007 года майору Адаму Сольскому посмертно присвоено звание подполковника Войска Польского.

Автор: КЛ

Юзеф Баран-Билевский родился 4 марта 1899 года в деревне Рацлавувка близ города Жешув, в семье Зофьи (урожд. Губернат) и Томаша Барана. В их семье было ещё шестеро детей. Его брат Ян был дипломированным полковником Войска Польского и четырехкратным чемпионом Польши по лёгкой атлетике.

С марта 1917 года до конца Первой мировой войны Баран-Билевский служил в австро-венгерской армии. В 1918 году он окончил Школу офицеров запаса в г. Оломоуц, принимал участие в боях за Львов во время польско-украинского конфликта и в Советско-польской войне. Служил Баран-Билевский главным образом во Львове. В 1921 году он окончил школу подхорунжих артиллерии в Познани и в том же году повышен до звания поручика Войска Польского, а годом позже получил аттестат зрелости по окончании гимназии в г. Торунь. Кроме того, он окончил целый ряд курсов, в том числе и в Центральном военном училище гимнастики и спорта. В 1929 году Баран-Билевский начал обучение на трёхлетних курсах в варшавском Центральном институте физкультуры, в котором затем до 1938 года преподавал лёгкую атлетику. Одновременно с этим он читал лекции в Государственной высшей школе машиностроения и электротехники на факультете механики. Службу в армии ему удавалось сочетать со спортивной карьерой. В 1922 и 1926 годах он выиграл чемпионат Польши по толканию ядра, а в 1926–1927 и 1929 годах был чемпионом Польши в метании диска, и в этих видах спорта Баран-Билевский был многократным рекордсменом Польши. В 1928 году он принял участие в летних Олимпийских играх в Амстердаме. Его высоко ценили в качестве личного тренера легкоатлетической сборной на Олимпиаде 1932 года в Лос-Анджелесе. К тому же, Баран-Билевский был автором многочисленных статей на спортивную тему и соавтором спортивных учебников (например, в этом качестве в начале 30-х годов он издал учебник «Принципы обучения легкой атлетике», который был первой публикацией подобного рода в Польше).

Перед началом Второй мировой войны Баран-Билевский был направлен во г. Владимир-Волынский для службы в 27-м легко-артиллерийском полку Войска Польского. В районе 20 сентября 1939 года он попал в советский плен. Его жена Мария получила от него два письма из приемного пункта НКВД в Шепетовке и Козельского лагеря. 15 апреля 1940 года её муж был передан в распоряжение Смоленского областного управления НКВД. Его фамилия числится в списке-предписании об отправке № 029/1 от 13 апреля 1940 года под номером N-469-79-1927. Баран-Билевский был расстрелян в Катыни между 16 и 17 апреля 1940 года. После обнаружения могил в Катынском лесу его тело было эксгумировано (13 мая 1943 года).

5 октября 2007 года капитан Юзеф Баран-Билевский посмертно произведен в звание майора Войска Польского.

Автор: КЛ

Родился 18 августа 1896 года в Кракове, в семье Марии (урожд. Буратовской) и Тадеуша Калициньских. Во время Первой мировой войны досрочно сдал экзамены на аттестат зрелости, принимал активное участие в боях. В 1915 году Калициньский начал изучать медицину в Кракове, но неоднократно это обучение прерывал. Был членом военизированных национально-освободительных организаций «Подгальские дружины» и «Стрелковый союз». Кроме того, Калициньский вступил в ряды Польских легионов и принял участие в битве под Кшивоплотами, в которой и был ранен. В 1916 году он покинул ряды легионов перед их расформированием и вступил в Польскую военную организацию, а в ноябре 1918 поступил на службу в Войско Польское. Калициньский принимал участие в Советско-польской войне, а в 1921 году получил направление от армии, позволяющее ему завершить медицинское образование. В 1925 году в Варшавском университете он получил степень доктора медицинских наук со специализацией «патологическая анатомия» и начал работу в варшавском Центре медико-санитарной подготовки, в котором обучались военнослужащие Войска Польского. В этом центре Калициньский работал преподавателем, ассистентом, а затем – заведующим патологоанатомической лаборатории. Кроме того, е он был руководителем Института патологии Уяздовского госпиталя г. Варшавы, занимался исследованием раковых клеток, а в 30-е годы руководил противотуберкулезной поликлиникой. В 1927 году Калициньский получил звание капитана медицинской службы Войска Польского, а в 1934 году – майора медицинской службы. В 1931 году он был награждён крестом Независимости, а в 1937 – Золотым крестом Заслуги.

Калициньский специализировался, в частности, в бальзамировании трупов. 12 мая 1935 года он провл самую важную операцию подобного рода в своей карьере. В этот день умер маршал Юзеф Пилсудский. Вместе с доктором Юзефом Лясковским они извлекли сердце и мозг маршала. Мозг был помещён в формалин и 21 мая 1935 года в Бельведерском дворце передан профессору Максимилиану Росе, директору Польского института исследований мозга при Университете им. Стефана Батория в г. Вильно. Кроме того, Калициньский провел вскрытие тела Пилсудского и выполнил его бальзамирование.

После начала Второй мировой войны вместе с персоналом Центра медико-санитарной подготовки Калициньский был эвакуирован на восток, где попал в советский плен. Предположительно в декабре 1939 года он прибыл в Козельский лагерь НКВД, в котором стал довольно известной фигурой. Ян Зенкевич — врач, также находившийся в Козельске — записал в своем блокноте, найденном в Катыни при эксгумации 1943 года, что Калициньский часто рассказывал о бальзамировании тела Пилсудского.

В районе 7–9 апреля 1940 года Калициньский направлен в распоряжение Смоленского областного управления НКВД. Его имя сислится в списке-предписании об отправке № 017/2 от 5 апреля 1940 года под номером N-423-10-3444. Калициньский был расстрелян в Катыни между 9 и 11 апреля 1940 года. Был женат, имел двоих детей – дочь Малгожату и сына Каетана.

В 1943 году, во время немецкой эксгумации в Катыни Калициньский был идентифицирован знакомым ему ранее членом технической комиссии Польского Красного Креста, доктором Марианом Водзиньским. Упоминания о Калициньском встречаются и в показаниях Ивана Кривозерцева, данных на допросе в военно-полевом суде в Меппене. Кривозерцев, русский крестьянин, проживающий рядом с Катынским лесом, вспоминал: «Я говорил и с членами Польского Красного Креста. Помню, как однажды явытащили один труп, и тогда поляки, увидев документы, принадлежащие этому человеку, начали что-то бурно между собой обсуждать. Я услышал, как они произнесли фамилию Пилсудского. Мне стало интересно; я подошел поближе и спросил, что случилось. Тогда мне показали документы и сказали, что нашли труп личного врача Пилсудского».

5 октября 2007 года майору Виктору Калициньскому посмертно присвоено звание подполковника Войска Польского.

Автор: КЛ

„ Есть здесь в лагере лётчица – мужественная женщина, уже четвёртый месяц переносит вместе с нами все невзгоды и тяготы плена, держится при этом отлично”

говорил дипломированный майор Казимеж Щенковский о Янине Левандовской.

„Селёдка и прочая рыба. Запрет на пение колядок. Странная нервная суета и приготовления. Этапируют двадцать с лишним [человек]. Сочельник, поздравления, салат.”

Подпоручик запаса Бронислав Вайс, в: Дневники, найденные в Катыни, Вроцлав, 1990

„Одним из факторов, чрезвычайно поддерживавшим дух многих пленных, была интенсивная религиозная жизнь. В Козельске среди нас было несколько военных капелланов. Так как все были в мундирах, власти далеко не сразу сориентировались, что это не кадровые офицеры.

Поскольку любые совместные молитвы были строго запрещены, богослужения приобретали катакомбный характер. Службы проводились в укромных уголках старых церквей или даже где-нибудь в подвалах, причащались же пшеничным хлебом из лагерных пайков. Во всех бараках поддерживалась традиция вечерней молитвы, отправляемой во время трёхминутной тишины. Когда около девяти часов вечера из какого-нибудь тёмного угла или с хоров приспособленной под тюремный барак церкви раздавался властный голос: „Объявляю трёхминутную тишину“, то прекращались любые разговоры и передвижения. Все застывали там, где их застали эти слова. Исповедовались обычно во время прогулок по лагерному двору. Если мы видели кого-то из офицеров прогуливающимся под руку с ксендзом, можно было не сомневаться, что таким образом происходит таинство покаяния. Было много случаев, когда люди, до войны не особенно воцерковленные, теперь исповедовались в грехах всей своей жизни и принимали святое причастие. <…>

В сочельник 1939 года арестовали и вывезли всех священников — как римско-католических и протестантских, так и православных. <…>

Тот факт, что расправу над священниками учинили именно в Рождество, имел символическое значение и угнетающе подействовал на козельских военнопленных”

Станислав Свяневич. В тени Катыни. Варшава, 1990

„«19 часов. Сочельник, через час ужинаем. Вся компания отправляется к Каролю, через окно, так как не выпускают. Я там уже был. Настроение — ну, в основном, грусть, да и как ещё может быть? Все друг друга поздравляют. Я повидался уже со всеми более-менее близкими знакомыми. С 16.30 собирают этап. Полиция,жандармы, священники и т. п., — словом, неразбериха. Чёрт знает, куда их везут. Сейчас их держат в кинозале и, разумеется, тщательно обыскивают. Интересно, что ищут у людей, которые здесь уже 3 месяца и которых уже не раз обыскивали. У этих бедолаг Сочельник всё ж таки хуже, чем у нас. Как же там все мои старички, Стася, когда увидимся? Шлю вам мои поздравления... У нас трапеза на подходе, не знаю, как и описать; конечно, у нас есть где сидеть: на столе — белая скатерть (обрезанный сенник Зигмунта Р.), миниатюрная ёлочка, будет селёдка и оставшаяся от завтрака рыба, чай, хлеб и, конечно, облатка. Её нам дал, кажется, 2-й барак. Компания вернулась от Кароля — начинаем готовиться.

Воскр. 22.30 — <…> Вчерашний Сочельник прошел у нас хорошо. Настроение даже отличное. Преломление облатки, рыба, селёдочка с луком, чай, хлеб. Рождественские колядки, разговоры. Был и Кисель — майор, поболтали и спаты.”

Подпоручик запаса Влодзимеж Вайда, в: Дневники, найденные в Катыни, Вроцлав, 1990

„В главном помещении — разрушенной церкви, то есть в упомянутой «индийской гробнице», обычно в девять часов раздавался приказ: «Начинаем трёхминутную тишину». И тогда в нашем улье все внезапно смолкало. Слышно было только дыхание. Эту тишину соблюдали все — верующие и неверующие, католики и евреи. Я точно знал, что в «большом Козельске» священники совершают богослужения. <...> Служба проходила в строжайшем секрете в одном из бараков, снаружи у которого выставлялся караул. Потиром был стакан, дискосом — блюдечко. Гостия из украденной на кухне муки. С вином было сложнее: в обмен на понравившиеся бойцу брюки я раздобыл несколько горстей изюма. Вино было из этого изюма. Как его сделали, я не знаю — моей задачей было добыть изюм. С мукой тоже было непросто. С ней у меня было связано сильное переживание. Однажды после отбоя, когда уже нельзя было выходить из барака (могли застрелить или арестовать), я пошёл на кухню, находившуюся в центре нашего скита. Барабаню в дверь. Открывает удивленный Ванька (так мы называли нашего повара), спрашивает, не спятил ли я и что мне надо на кухне. Говорю, что мой товарищ болен, нужна горячая вода –— кипяток — и немного муки. Он вежливо (обычно было по-другому) отвечает: «Приходи через полчаса, я что-нибудь приготовлю для твоего товарища». Я пришёл, и он действительно «приготовил»: наполнил фляжку кипятком и дал мне свёрток — жареные блины. Но муки не дал, и я говорю: «Дай мне муку». «А зачем?» — «Хочу сделать облатки». Я сказал по-польски — «оплатки» — так как не знал, как они называются по-русски. Глаза у него как-то вспыхнули, он на секунду замер, а потом молча принес мне муку. Затем вышел со мной во двор и попросил присесть с ним на ступеньку. Мы смотрели вперёд, уже выпал снег, и стояла такая тишина, какая бывает, только когда вокруг снег. Он спросил по-русски: «Ты поляк?» Я ответил: «А думаешь, кем я ещё могу быть? Только поляком». Он помолчал. Лицо у него застыло, глядя перед собой, и он спокойным голосом, с приятным протяжным выговором жителя восточных окраин начал по-польски: «Ойче наш, ктурысь ест в небе», а затем: «Здровась Марыё, ласки пэлна...», потом: «Веже в Бога Ойца Вшехмогонцего...» и наконец: «Матко Боска Ченстоховска, крулёво Польски, мудль се за нами». [Начало молитв «Отче наш», к Пресвятой Богородице, «Символ веры» и к Ченстоховской Божьей Матери.] Очнувшись, сказал уже по-русски: «Теперь иди», потом добавил: «Это должно остаться только между нами, сам понимаешь». ...Видно, Христу мила была та мука, та гостия, тот «оплатек» — слово, звуки которого коснулись глубочайших струн души, разбудив что-то в личности Ваньки — Яся. Потом мне удалось осторожно разузнать, что Ян родился под Бобруйском, населённым мелкопоместной шляхтой, в местах, где был сформирован, кстати, мой Креховецкий уланский полк. Ванька давал мне муку еще однажды. После Нового года я его уже не видел. Исчез бесследно. Куда его забрали, не знаю, наверное, в армию. Такова история муки для гостии, которой хватило на несколько литургий, и рождественской облатки...”

Ксендз Здзислав Пешковский. Воспоминания пленного из Козельска, Длуголенка, 2000

Барух Штейнберг, раввин

Родился 17 декабря 1897 года в г. Перемышляны, в семье Шмаи и Гендли Штейнбергов. Их семья после начала Первой мировой войны перебралась в Вену. С 1918 года Барух Штейнберг был членом Польской военной организации, принимал участие в Польско-украинской войне и обороне Львова. Изучал ориенталистику в Университете им. Стефана Батория в г. Вильно. В 1922 году вступил в Войско Польское, а с 1928 года был там капелланом. Штейнберг служил в качестве раввина в корпусном округе № 3 в г. Гродно, затем в корпусном округе № 1 в г. Варшаве, а также исполнял обязанности раввина корпусного округа № 5. В 1929 году стал раввином I класса (звание, соответствующее общевойсковому капитану), а вскоре — раввином II класса (в звании майора). В 1933 году он возглавил Главное управление пастырского окормления, а спустя ещё три года стал главным раввином Войска Польского.

После начала Второй мировой войны Штейнберг руководил пасторским окормлением некатолических вероисповеданий армии «Краков». 17 сентября 1939 года он попал в советский плен и пребывал в Старобельском лагере. 24 декабря 1939 года вместе с десятью другими священниками Штейнберг был отправлен в Москву, в Бутырскую тюрьму. 2 марта 1940 года вернулся в Старобельск, затем перевезён в Юхнов, а оттуда 17 или 27 марта 1940 года — в Козельск. 11 или 12 апреля 1940 года его направили в распоряжение Смоленского областного управления НКВД. Имя Штейнберга числится в списке-предписании об отправке № 022/3 от 9 апреля 1940 года под номером N 447-55-4910. Расстрелян в Катыни 13 или 14 апреля 1940 года.

О Штейнберге писал в своих воспоминаниях Бронислав Млынарский, оставшийся в живых узник Старобельска. По пятницам, во время шаббата, евреи устраивали в лагере моления под руководством раввина Штейнберга.

В 1937 году он был награжден Золотым крестом Заслуги, а в 2018 году, посмертно, — орденом Белого Орла. 5 октября 2007 года ему посмертно присвоено звание подполковника Войска Польского.

„Совесть мира призывает к свидетельству о правде.”

Надпись на катынском памятнике в Лондоне

Совершенное СССР Катынское преступление в течение многих лет было неудобной темой для всего мира. Страх распада антигитлеровской коалиции во время Второй мировой войны повлёк за собой решение об отказе от каких-либо действий по катынскому вопросу во имя скорейшего окончания войны. Так было и во время Нюрнбергского процесса, и в послевоенные годы. В Вашингтоне, Лондоне, Париже и других столицах попытки любого обсуждения Катыни пресекались.

Мир вспомнил о Катынском преступлении лишь на мгновение — во время холодной войны. 18 сентября 1951 года Палатой представителей Конгресса США была создана специальная комиссия по расследованию Катынского преступления под председательством конгрессмена Рэя Джона Мэддена. Собранные и опубликованные документы однозначно доказали вину СССР в совершении злодеяний.

В течение многих лет СССР пытался бороться с неудобной правдой о Катыни с помощью дипломатических и неофициальных каналов, в чём получал поддержку со стороны коммунистических властей Польши. Так было и в случае инициативы по установке катынского памятника в Лондоне, в 1970-х годах предпринятой польской средой ветеранов в Великобритании и сопереживающими ей британцами. Давление со стороны СССР на тогдашнее социалистическое правительство Великобритании привело к тому, что борьба за памятник длилась пять лет, в течение которых несколько раз приходилось менять предполагаемое месторасположение и концепцию памятника. И всё-таки, несмотря на многочисленные протесты со стороны посольств СССР и Польши, 18 сентября 1976 года на кладбище Ганнерсбери в Лондоне в присутствии президента РП в изгнании Станислава Островского был открыт первый в Европе катынский памятник. На церемонии присутствовало около 8 тысяч человек, но официальной делегации британского правительства, запретившего участие в церемонии солдатам в мундирах, не было. Однако сэр Фредерик Беннетт и майор запаса Джон Гурье, несмотря на запрет, участвовали в открытии при полном параде. Из-за своей формы памятник описывался как «обвинительный палец», вытянутый в сторону СССР.

Указом от 11 ноября 1976 года президент Островский коллективно присвоил орден «Виртути милитари» (№ 14384) «польским солдатам, убитым в Катыни и других неизвестных местах казни, в память об их жертве во имя независимости Польши». А через два дня состоялось торжественное помещение Серебряного креста военного ордена «Виртути милитари» на памятник.
1 января 1986 года министр военных дел в изгнании, дипломированный инженер, подполковник Ежи Моравич присвоил памятный знак «Крест Сентябрьской кампании 1939 года» «всем польским жертвам Катынского преступления».

Когда после распада СССР появилась возможность достойно почтить память жертв Катынского преступления, их семьи решили, что будущие кладбища будут иметь военный характер. Было также принято решение о том, чтобы учесть награды, присвоенные в эмиграции.
Капитул военного ордена «Виртути милитари» по просьбе Федерации катынских семей дал свое согласие на использование цветов креста путем вывешивания лент этого знака на постоянных катынских мемориалах. 11 ноября 1996 года Серебряный крест военного ордена «Виртути милитари» был перенесен из Лондона с целью его помещения на будущих военных кладбищах в Катыни, Харькове и Медном.
После сооружения Польских военных кладбищ орден стал их важным элементом, напоминающим о пролитой солдатской крови и правде о Катынском преступлении, стереть которую не получилось.

Автор: МВ

(ВНИМАНИЕ: содержит сцены жестокости.)

Раскрытие 13 апреля 1943 года нацистской Германией места под Смоленском, где были спрятаны тела польских офицеров, убитых НКВД по приказу высших должностных лиц Советского Союза, носило исключительно пропагандистский характер. Распространение информации о Катынском преступлении должно было привести к расколу между западными союзниками антигитлеровской коалиции и СССР. Кроме того, после поражения под Сталинградом оно должно было внушить немецким солдатам, к чему ведет возможное подчинение Советскому Союзу.

Чтобы достичь этой цели, немецкая пропаганда использовала все доступные в то время методы и средства: прессу, радио, кинохроники, грампластинки, выставки, встречи с жителями городов и рабочими на фабриках и т.д.

Проводимая немцами и Технической комиссией Польского Красного Креста в Катынском лесу эксгумация сопровождалась специально организованными для этой цели автобусными экскурсиями из Смоленска. В Катынский лес привозили, например, политиков, ученых, писателей, журналистов, рабочих делегатов из Бельгии, Болгарии, Дании, Финляндии, Франции, Испании, Голландии, Германии, Норвегии, Польши, Португалии, Протектората Чехии и Моравии, Румынии, Словакии, Турции, Италии, чтобы они впоследствии могли рассказать миру о «масштабах жидобольшевистских преступлений»

По некоторым оценкам, катынские ямы смерти посетило свыше 30 тыс. человек (в основном, немецкие солдаты и солдаты стран «оси» из восточного фронта). Немцы призывали посетителей увозить с собой «сувениры» − пуговицы, медали, фрагменты мундиров или предметы, найденные при раскопанных телах...

Немецкий пропагандистский фильм Im Wald von Katyn (@ Катынском лесу”) был снят весной 1943 года Фрицем Хипплером, ставшим известным после режиссёрской работы над крайне антисемитским фильмом “Вечный жид”. Фильм показывался как кинохроника в Германии и во всём мире, включая оккупированную Польшу.

В его первых чёрно-белых кадрах представлен идиллический приднепровский пейзаж, скрывающий правду о советском преступлении. Мы видим первые эксгумационные работы, проводимые в Катынском лесу: ямы смерти с телами польских солдат, советских военнопленных, извлекающих эти тела, и осмотр трупов — в том числе и тела генерала Мечислава Сморавиньского.

В фильме выступают члены учреждённой Германией Международной медицинской комиссии, а также Технической комиссии Польского Красного Креста, включая генерального секретаря Польского Красного Креста Казимежа Скаржиньского. Мы видим польских солдат, специально привезённых в Катынь из немецких военных лагерей в пропагандистских целях, а также Леона Козловского — премьер-министра Польши в 1934-1935 гг. На пленке запечатлён также разговор журналистов с Парфёном Киселевым, русским крестьянином, одним из свидетелей Катынского преступления.

Фильм завершает сцена, снятая 16 апреля 1943 г. во время траурной мессы над массовыми могилами, отправляемой ксендзом Станиславом Ясиньским. Так запомнил этот момент Казимеж Скаржиньски, стоявший в фильме рядом со священником: «Отец Ясиньски, чудовищно бледный и близкий к тому, чтобы упасть в обморок, надел литургические облачения и, молясь за умерших, окропил могилы святой водой и посыпал их землей, привезённой из Польши. Мы встали на колени и молились вместе с ним, в то время как немцы и группа россиян молча на нас смотрели. Совершив обряд, священнослужитель встал, но тут же упал, потеряв сознание».

ВНИМАНИЕ: фильм содержит сцены жестокости.

„[Это был] человек, обладающий большими знаниями, культурой и интеллигентностью. Он жаждал сильной Польши, построенной на новых идеологических основах.”

вспоминал лётчик Ян Родзевич, козельский военнопленный, избежавший казни, о генерале Богатеревиче.

Бронислав Богатеревич родился 26 (27) февраля 1870 года недалеко от Гродно в шляхетской семье. Сын Казимежа и Марии (девичья фамилия – Ковалицка). В возрасте 19 лет поступил на службу в армию Российской империи и в 1913 году окончил Виленское пехотное юнкерское училище. Во время Первой мировой войны Богатеревичу было присвоено звание майора. В ноябре 1914 года он был ранен на восточном фронте и до окончания вооруженного конфликта находился в немецком плену.

После окончания войны Богатеревич вступил в формирующееся Войско Польское, но официально был принят в него только в июне 1919 г. в полученном в российской армии звании майора. В июне 1920 года он получил звание подполковника и с тех пор командовал Наднеманской пехотной бригадой и Запасной бригадой войск Срединной Литвы. В мае 1922 года Бронислав Богатеревич получил звание полковника Войска Польского. В 1920-х гг. он командовал, в числе прочих, 20-й пехотной дивизией в Слониме, а также 18-ой пехотной дивизией в Ломже. Звание бригадного генерала он получил в феврале 2917 года, а спустя несколько месяцев вышел в отставку. Будучи военным «осадником», Богатеревич поселился в Гродненском повете. У него была жена и двое детей. За свою военную службу он удостоен многих наград: например, награды Серебряного креста ордена «Виртути милитари», Командорского креста ордена Возрождения Польши, золотого и серебряного знака отличия «Крест заслуги», а также четырежды военного знака отличия «Крест храбрых».

25 сентября 1939 года, после вторжения Красной армии в Польшу, ген. Богатеревич был арестован НКВД (Тешень) и перевезен в Путивльский лагерь для военнопленных. 3 ноября 1939 года он попал в Козельский лагерь, а 7 апреля 1940 года отправлен в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Его имя значится в списке-предписании № 015/2 от 5 апреля 1940 года за номером N-411-7-1139. Расстрелян, вероятно, 9 апреля 1940 года в Катыни.

После вскрытия немцами могил польских офицеров в Катыни в апреле 1943 года его тело было быстро опознано. Смерть высокопоставленных генералов Войска Польского Богатеревича и Сморавиньского часто эксплуатировалась немецкой пропагандой. 16 апреля 1943 года в ежедневнике «Гонец Краковски» был опубликован первый список жертв, в котором фигурировала фамилия Богатеревича. На следующий день на первой полосе появились фотографии эксгумированных тел обоих генералов. По словам Фердинанда Гетля, посетившего Катынь в апреле 1943 года, он получил от профессора Герхарда Бухца ленточку креста «Виртути милитари» из плаща ген. Богатеревича. Этот артефакт сгорел во время Варшавского восстания. Ген. Богатеревич и ген. Сморавиньский были похоронены в отдельных гробах и могилах в 1943 году. В 1995 году, после повторной эксгумации, проведённой польскими археологами, состоялись их торжественные похороны.

Решением президента Республики Польша Леха Качиньского от 5 октября 2007 года бригадному генералу Брониславу Богатеревичу было посмертно присвоено звание дивизионного генерала Войска Польского.

Бригадный генерал Мечислав-Макары Сморавиньский

Родился 25 декабря 1893 года в Калише. Сын Яна и Марьянны (девичья фамилия − Загродзка). Имел семеро братьев и сестёр. Вся его семья проживала в Турке недалеко от Калиша. С ранних лет Сморавиньский принимал участие в различных национально-освободительных движениях. В 1911 году он был осуждён на шесть месяцев заключения за деятельность в молодежной национально-освободительной организации «Зажевье», а затем выслан в Днепр (в те времена — Екатеринослав). По возвращении Сморавиньский переехал во Львов, где в 1912 году поступил на химический факультет Львовской политехники и вступил в национально-освободительную организацию «Польские стрелковые дружины», в которой он прошёл военную подготовку и научился обращаться с оружием. В начале Первой мировой войны Сморавиньский уехал в Краков и присоединился к формировавшимся тогда Польским легионам. Не сообщив семье о своем вступлении в армию, под покровом ночи он вышел из дома, оставив лишь прощальное письмо. В конце войны Сморавиньский был связан с пехотным полком Польского вспомогательного корпуса, а затем с Польской вооруженной силой.

1 ноября 1918 г. в звании майора Сморавиньский вступил в Войско Польское. Там он командовал 8-м пехотным полком Легионов, сражался под Львовом, в Украине, Литве и Белоруссии. Во время Польско-большевистской войны он командовал 4-м пехотным полком Легионов и 4-й пехотной бригадой. 1 января 1928 года президент Польши Игнацы Мосьцицкий назначил Сморавиньского бригадным генералом. Он был самым молодым генералом в Войске Польском (на тот момент ему было всего 35 лет). Служил он в Гродно, где был заместителем командующего Третьим военным округом, а с 1934 года — командующим Вторым военным округом в Люблине.

После немецкого нападения на Польшу Сморавиньский находился в Ковеле, а затем прибыл во Владимир-Волынский, где после вторжения Советского Союза начал переговоры с его представителями. 20 сентября 1939 года он был арестован, и сначала попал в лагерь НКВД в Шепетовке, а затем в Южский лагерь для военнопленных. В начале ноября вместе с другими офицерами Сморавиньский был отправлен в Козельск. Там, в лагере, он быстро приобрел авторитет, заботясь о сохранении военнопленными своего офицерского достоинства.

7 апреля 1940 года Сморавиньский был отправлен в распоряжение УНКВД по Смоленской области. В списке-предписании № 015/2 от 5 апреля 1940 года он значится за номером N-411-6-1140. Сморавиньский был убит вместе с другими генералами и военнопленными из этого списка, вероятно, 9 апреля 1940 года в Катыни.

Тела его и генерала Богатеревича были идентифицированы в апреле 1943 года в Катыни в начале эксгумационных работ. Генерал Сморавиньский имел связанные сзади руки и простреленный затылок. Первоначально семья генерала, как и большинство семей убитых военнопленных, не поверила немецким сообщениям, назвав их ложью. Но на опубликованных с эксгумации фотографиях сын Юрек опознал найденный при теле портсигар как принадлежавший отцу. Немцы намеревались использовать семью Сморавиньских в пропагандистской кампании, организованной вокруг Катынского преступления. Жена генерала, Хелена, и их дети получили повестку в органы немецкой власти. Они должны были прочитать перед микрофоном подготовленные немцами тексты. Так, сын генерала должен был, например, прочитать, что когда он вырастет, то отомстит за смерть своего отца, а жена − что будет молиться за жертвы большевиков. В итоге семья Сморавиньских отказала немцам в сотрудничестве. 11 июня 1943 года в кафедральном соборе в Люблине немцы устроили траурную мессу по ген. Сморавиньскому. В литургии должна была принять участие семья убитого генерала. В храме было установлено специальное звуковое оборудование, позволявшее вести трансляцию за пределами здания. Вопрекилживым сообщениям в издаваемых немцами польскоязычных газетах, семья Сморавиньских не появилась на литургии. Однако в Катынь был привезен Станислав Сморавиньский, который опознал тело брата и потребовал, чтобы немцы похоронили генералов в отдельных гробах.

Несмотря на то, что семья Сморавиньских отказалась сотрудничать с немцами, клеймо Катынского преступления отпечаталось на их жизни. Они бежали перед приближающейся Красной армией из Люблина в Краков. Но и там, после окончания военных действий, вдова Хелена Сморавиньская и её дети всё равно не могли найти работу.

Решением президента Республики Польша Леха Качиньского от 5 октября 2007 года бригадному генералу Мечиславу Сморавиньскому посмертно было присвоено звание дивизионного генерала Войска Польского. За свои достижения во время Первой мировой и Польско-большевистской войн Сморавиньский был награжден Серебряным крестом ордена «Виртути милитари», Командорским крестом ордена Возрождения Польши, военными знаком отличия «Крест независимости», четырежды военным знаком отличия «Крест храбрых», золотым знаком отличия «Крест заслуги» и орденом Почетного легиона.

Автор: КЛ

„[Человек] великого ума, необыкновенно жизнерадостный и по-францискански терпимый к порокам человека. Он пробуждал польский дух, изливал силу в сомневающиеся души.”

Родился 19 января 1880 года в Сувалках. Сын Казимежа и Каролины (девичья фамилия — Михаловска). Когда ему было 8 лет, его семья переехала из Сувалок в Мариямполе, где Минкевич окончил гимназию, а в 1898 году получил аттестат зрелости. В Санкт-Петербурге он изучал естественные науки, а также занимался политической деятельностью, вступив в Польскую партию социалистов. В 1902 году бросил учёбу и переехал в Краков, продолжая сотрудничать с подпольными ячейками ППС. В Кракове Минкевич изучал медицину в Ягеллонском университете, но через год ушёл с факультета и поступил на отделение живописи в Краковской академии изящных искусств. Но и этот факультет он не окончил, хотя всегда считал себя художником. С 1904 года Минкевич-Одровонж окончательно посвятил себя политической деятельности в ППС. В 1905 году на VII съезде ППС в Варшаве он был избран в Центральный исполнительный комитет. Когда в 1906 году ППС раскололась, он встал на сторону Юзефа Пилсудского и революционной фракции ППС. Будучи сторонником самостоятельной борьбы за независимость, в 1908 году вступил в Союз активной борьбы и Стрелецкий союз. Командовал отрядом в Закопане. В 1913 году произошел его конфликт с Пилсудским. Год спустя Минкевич был лишен всех функций.

После начала Первой мировой войны, в 1914 году, поступил на службу в 3-й пехотный полк Польских легионов (командир — подполковник Юзеф Халлер), в котором Минкевич командовал 1-й ротой. Его военная карьера развивалась стремительно. В январе 1915 года в районе села Рафайлова (Быстрица, Ивано-Франковская область, Украина) под покровом ночи полк был атакован русскими. Атака была отражена, несомненно, в том числе благодаря самообладанию Минкевича (Халлер тогда отсутствовал). Подполковник, признав заслуги получившего звание майора Минкевича, передал ему командование 3-м пехотным полком Польских легионов. В конце 1915 года Минкевич получил звание подполковника. Однако в июле 1916 года он получил ранения в Костюхновской битве и был взят в российский плен, откуда сбежал год спустя. В 1917 году он поступил в Польские вооруженные силы и получил звание полковника. В ноябре 1918 года руководил операцией по очистке Варшавы от оставшейся немецкой армии, а с февраля 1919 года руководил Военным округом «Пшемысль» Воевал на восточном фронте. Имел заслуги в сражениях за Львов. Во время Польско-большевистской войны командовал 2-ой пехотной дивизией Польских легионов, сражавшейся с большевиками на территории Белоруссии. В июне 1919 года Минкевич получил звание генерала-поручика. Участвовал в Варшавской битве в качестве заместителя военного губернатора Варшавы. В 1924 году, уже в качестве дивизионного генерала, получил приказ сформировать Корпус охраны пограничья, а через год стал первым командиром этого формирования. В 1929 году был уволен по приказу Юзефа Пилсудского, конфликт с которым не прекращался. В 1934 году Минкевич ушёл в отставку и поселился с женой Марией Марковской (умершей в марте 1939 года) в полученном имении в Ямно под Брест-Литовском. У них не было детей. За свои военные заслуги был удостоен Серебряного креста ордена «Виртути милитари», Командорского креста, Командорского креста со звездой ордена Возрождения Польши, «Креста независимости», а также четырежды «Креста храбрых».

После начала Второй мировой войны Минкевич был арестован НКВД. По состоянию на 19 ноября 1939 года содержался в Юхновском лагере военнопленных, откуда в конце ноября был перевезён в Козельск. Он был там самым высокопоставленным офицером, несмотря на отставку и отсутствие мундира: «Минкевича взяли с его участка под Брестом, поэтому у него не было мундира, а была всего лишь очень изношенная песчано-коричневая одежда, шорты, обертки, кепка. Бедняга: он стеснялся ходить в этом наряде по лагерю; обычно он сидел в блоке № 7, отдавая оттуда приказы, так как он был самым высокопоставленным польским офицером в лагере». Минкевич пользовался огромным авторитетом среди военнопленных. Именно ему приписывают положительное влияние на настроения военнопленных, в начальный период часто вступавших в споры друг с другом. В Козельске он организовал эффективную подпольную сеть офицеров, передававших информацию между блоками о действиях НКВД в отношении военнопленных.

7 апреля 1940 года Минкевич был отправлен в распоряжение УНКВД по Смоленской области. В списке-предписании № 015/2 от 5 апреля 1940 года он значится под номером N-414-68-1141. Минкевич покинул лагерь вместе с двумя генералами: Мечиславом Сморавиньским и Брониславом Богатеревичем. Перед отъездом он успел дать инструкции остальным военнопленным. Ген. Хенрык Минкевич был расстрелян НКВД 9 апреля 1940 года. Его брат, Ромуальд, погиб 25 августа 1944 года во время Варшавского восстания.

Решением президента Республики Польша Леха Качиньского от 5 октября 2007 года дивизионному генералу Хенрыку Минкевичу посмертно было присвоено звание генерала брони Войска Польского.

Автор: КЛ

Родился 16 октября 1882 года в помещичьей семье, в имении Гедейки на Виленщине на территории Российской империи. Сын Тересы (девичья фамилия Бохушевич) и Эдварда Черницкого, участника январского восстания. Получив аттестат зрелости в 1901 году, Ксаверы Станислав Черницкий поступил в военно-морской флот Российской империи и начал учиться в кораблестроительном отделении Морского инженерного училища в Кронштадте, а после его окончания до 1906 года проходил практику. В том же году он стал подпоручиком российского военно-морского флота. В апреле 1907 года Черницкий получил звание поручика. Работал он при строительстве военных кораблей в Сретенске (Забайкальский край) и в Санкт-Петербурге, а также был заместителем главного инженера и главным инженером при строительстве броненосцев «Севастополь» и «Петропавловск». К 1917 году получил звание командора-поручика военно-морского флота Российской империи.

После восстановления Польшей независимости, в 1919 году, Черницкий был принят в Военно-морские силы Республики Польша и получил чин командира-поручика. До 1921 года он находился в Модлине, где выполнял функцию коменданта военного порта и начальника технической службы Вислинской флотилии. Во время Польско-большевистской войны за короткое время Черницкий привёл в боевое состояние порт и речную флотилию, а также дал отпор наступлению большевиков. С 1925 года служил в составе руководства Военно-морских сил Республики Польша, и уже в 1926 году стал первым шефом администрации ВМС РП в Варшаве и председателем Комиссии по надзору за кораблестроением во Франции. Черницкий участвовал в постройке, в частности, польских эсминцев «Бужа» и «Вихер», а также подводных лодок «Жбик», «Вильк» и «Рысь» во Франции. В 1927 году получил звание командора. В Польшу он вернулся в 1932 году, заняв должность начальника служб в руководстве ВМС, т. е. заместителя начальника руководства ВМС командора Ежи Свирского. Эту должность Черницкий занимал до начала Второй мировой войны. Кроме того, он был инициатором строительства Гдыньской судоверфи ВМС РП. В марте 1939 года президент Игнацы Мосьцицки присвоил ему звание контр-адмирала. За свои военные заслуги Черницкий получил множество наград, среди которых: Офицерский крест ордена Возрождения Польши, шведский Командорский крест «Ордена Меча», Императорский и Царский Орден Святого Станислава, Императорский орден Святой Анны, а также высший французский знак отличия — Офицерский крест ордена Почетного легиона.

После начала Второй мировой войны руководство ВМС РП было лишено возможности влиять на деятельность ВМС. 5 сентября 1939 года контр-адмирал Черницкий вместе с частью персонала служб и отделов РВМС РП покинул Варшаву. В Деражном он получил информацию о нападении советских войск на Польшу и эвакуации польского правительства в Румынию, в связи с чем решил вступить в контакт с командованием наступающей Красной армии. В результате переговоров польская группа получила гарантию безопасности, но при условии, что она сложит оружие. Контр-адмирал Черницкий вместе с несколькими офицерами отправился на переговоры в Ровно, где был арестован и депортирован в Южский лагерь для военнопленных. В конце ноября либо начале декабря он попал в Козельский лагерь.

В период 10-11 мая 1940 года Черницкого отправляют в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Всписке-предписании № 059/1 он значится под номером N-593-1-4352. Черницкий был убит, вероятно, в период 11-13 мая 1940 года. Его тело в Катыни не было опознано.

Черницкий бБыл женат на Серафине Марголи. После её смерти, в ноябре 1956 года, на могиле на кладбище в гдыньском районе Витомино была сделана эпитафия: «Адмирал Военно-морских сил Республики Польша военный инженер Ксаверы Черницкий умер в СССР в 1941 г.». Только после падения коммунизма в Польше гдыньская «Катынская семья» изменила надпись: «Адмирал Ксаверы Черницкий был убит НКВД в 1941 году в Катыни».

В 2001 году судну обеспечения, переименованному в 2009 году в корабль командования силами противоминной обороны, дали название «Контр-адмирал Ксаверы Черницкий».

Решением президента Республики Польша Леха Качиньского от 5 октября 2007 года Черницкому посмертно было присвоено звание вице-адмирала.

Автор: КЛ

Российская Федерация не решилась назвать и даже символически наказать виновных в Катынском преступлении. 21 сентября 2004 года Главная военная прокуратура РФ прекратила расследование Катынского дела «в связи со смертью виновных». Их фамилии не были опубликованы, а решение о прекращении расследования, как и многие другие материалы, было засекречено.
Однако на основании известных и опубликованных документов мы можем назвать некоторых из них.

5 марта 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о том, чтобы рассмотрение дел 14,7 тыс. военнопленных, находившихся в лагерях в Козельске, Старобельске и Осташкове, а также 11 тыс. арестованных, находившихся в тюрьмах «западных областей Украины и Белоруссии [...] провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения» «с применением к ним высшей меры наказания - расстрела».

Основанием для данного решения Политбюро послужила записка Народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Берии Генеральному секретарю ВКП(б) Иосифу Сталину. На ней находятся четыре подписи «за», принадлежащие членам Политбюро — Иосифу Сталину, Клименту Ворошилову, Вячеславу Молотову и Анастасу Микояну, а также пометки, что Михаил Калинин и Лазар Каганович проголосовали «за».

Рассмотрение дел и принятие постановлений было поручено «тройке» НКВД СССР в составе: первого заместителя наркома внутренних дел НКВД СССР Всеволода Меркулова, заместителя наркома внутренних дел НКВД СССР Бахчо (Богдана) Кобулова и начальника 1-го спецотдела НКВД СССР Леонида Баштакова.

Для подготовки и совершения преступления было назначено не менее 125 сотрудников НКВД, которые 26 октября 1940 года на основании тайного приказа Лаврентия Берии № 001365 были награждены «за успешное выполнение специальных заданий» месячным окладом или суммой в размере 800 рублей. Среди них были сотрудники как центрального аппарата НКВД, так и УНКВД по Смоленской, Калининской и Харьковской областям, где происходили расстрелы польских военнопленных.

Среди награждённых были: заместитель начальника УНКВД по Смоленской области Федор Ильин (Чижов), комендант УНКВД по Смоленской области Иосиф Грибов, комендант УНКВД по Калининской области Андрей Рубанов, комендант УНКВД по Харьковской области Тимофей Куприй и другие.

Мы не располагаем аналогичным списком лиц, награждённых за совершение преступлений против заключённых Украинской и Белорусской ССР. Однако на основании секретного приказа № 00350 «О разгрузке тюрем НКВД УССР и БССР» мы идентифицировали тех, кто непосредственно отвечал за выполнение преступного «катынского решения».
В случае УССР это были: начальник Главного тюремного управления НКВД СССР Павел Зуев, нарком внутренних дел УССР Иван Серов, командир 13-й дивизии конвойных войск НКВД полковник Александр Завьялов.

В случае БССР это были: начальник 2-го отдела Главного тюремного управления НКВД СССР Александр Чечев, нарком внутренних дел БССР Лаврентий Цанава, командир 15-й бригады конвойных войск НКВД полковник П. С. Попов.

За доставку и конвой отвечали: заместители наркома внутренних дел СССР Василий Чернышев и Иван Масленников, а также начальник Главного управления конвойных войск НКВД СССР Владимир Шарапов.

Автор: МВ

„Звук колокола имеет символическое значение — он всегда провозглашает нечто возвышенное, торжественное, наполненное важным содержанием. Колокола звонят во славу, перед лицом трагедии, по случаю важных событий; они передают обществу самую важную информацию. На всех трёх кладбищах колокола находятся ниже уровня земли. Колокол, зовущий громким голосом на молитву или бьющий в набат, здесь как будто похоронен или находитсяв ловушке. Голос подземного колокола приглушен, но заглушить полностью его нельзя. Это предупреждение для следующих поколений.”

Авторы идейно-пространственной концепции катынских кладбищ Здзислав Пидек и Анджей Солыга с самого начала относились к колоколу как к одному из основных элементов польских военных кладбищ в Катыни, Харькове и Медном.

По заказу Совета охраны памяти борьбы и мученичества колокола были отлиты 4 февраля 2000 года известным колокольно-литейным заводом Януша Фельчиньского, основанным в 1808 году в г. Пшемысль. Они были созданы скульптором Марианом Шайдой. На их внешней стороне находится текст гимна «Богородица», а их названия — «Катынь», «Медное» и «Харьков», отсылают нас к местам, где они были установлены. Символика кладбищ должна была напоминать о том, что правду о преступлениях «выкопали из-под земли», поэтому колокола химическим путем были покрыты чёрной патиной.

Освящение колоколов состоялось 9 марта 2000 года перед Кафедральным собором Войска Польского в Варшаве во время экуменического богослужения. Впервые колокол «Катынь» прозвучал 28 июля 2000 года во время церемонии открытия и освящения Польского военного кладбища в Катыни. Записи пронзительных ударов подземных катынских колоколов часто звучат во время торжественных мероприятий в Польше и во всём мире.

Технические данные колокола "Катынь":

– Вес нетто — 702 кг, брутто (с арматурой: хомут, язык, крепления, подшипники, крепежные изделия) — 794 кг
– Материал — литейная бронза (78% медь, 22% олово)
– Тон G
– Размеры: диаметр в кольце (внизу) — 103 см, высота — 95 см без хомута.

Автор: МВ

Проведённые польскими экспертами в Катынском лесу в 1994-1995 гг. эксгумационные работы твёрдо доказали, что на территории Мемориального комплекса «Катынь» покоятся останки офицеров Войска Польского, убитых весной 1940 года на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года.
Из ям смерти, кроме тел убитых, были извлечены многие предметы, принадлежавшие убитым офицерам, содержавшимся в лагере для военнопленных в Козельске. Эти предметы помогли в идентификации жертв, а также стали доказательством советской вины в совершении этого чудовищного преступления. Для близких этих жертв найденные артефакты — это реликвии, часть которых хранится в Катынском музее в Варшаве.

Тадеуш-Збигнев Цишевский

Сын Мирослава и Марии, род. в 1914 году в Пенкновичах. Изучал право в Университете Стефана Батория в г. Вильно. Был расстрелян между 16 и 19 апреля 1940 года*. В яме смерти был найден его армейский котелок с гравировкой.

Влодзимеж-Юзеф Добровольский

Сын Зыгмунта и Юлианны, род. в 1889 году в г. Умань. Подполковник запаса, выпускник медицинского факультета Киевского университета, врач. Помощник по хозяйственной части коменданта Центра подготовки офицеров медико-санитарной службы. Женат. Расстрелян между 9 и 11 апреля 1940 года*. В яме смерти был найден его жетон военнослужащего.

Роман Ендрашко

Сын Войцеха и Агнешки, род. в 1895 году в Варшаве, майор, начальник материально-бюджетного отдела в Сапёрном управлении Министерства военных дел. Женат, имел двое детей. Расстрелян между 13 и 14 апреля 1940 года*. В яме смерти был найден его знак отличия «Знак броненосца» (пол. «Znak Pancerny»).

Антони Стефановский

Сын Адама и Стефании, род. в 1885 году в Несино, полковник запаса. Окончил медицинский факультет Гейдельбергского университета и философский факультет Лейпцигского университета. Врач-терапевт, автор многочисленных медицинских публикаций. Ординатор Больницы Младенца Иисуса в Варшаве. Женат, имел трое детей. Расстрелян между 9 и 11 апреля 1940 года*. В яме смерти был найден его орден «Виртути милитари».

Мариан-Адольф Венге

Сын Брунона и Станиславы, род. в 1917 году в Варшаве, окончил Школу подхорунжих запаса кавалерии и Школу подхорунжих саперов. Подпоручик, инструктор 1 моторной роты Моторного батальона в Модлине. Расстрелян между 4 и 7 апреля 1940 года*. В яме смерти был найден его нагрудный знак (ринграф).

*Наиболее вероятные дни расстрелов (однако нельзя исключить более поздних дат).

Автор: МВ

В начале июля 1943 года, во время инспекции войск Легиона французских добровольцев на восточном фронте, проведённой Фердинандом де Бриноном, делегатом правительства Виши и послом в Третьем рейхе, французская делегация посетила Катынский лес. Почти двухминутный кинорепортаж из Катыни является частью кинохроники, снятой во время пребывания французов на восточном фронте. В состав делегации входили также два французских журналиста — Клод Жанте и Робер Бразийяк, которые в июле 1943 года опубликовали в еженедельном журнале «Je suis partout» репортаж из Катыни под названием «J'ai vu les fosses de Katyn» («Я видел ямы в Катыни»).

«Я видел Катынь. Я вошел в ничем не заменимый прямой контакт. Я увидел пейзаж, почувствовал этот чудовищный запах, прошёлся по этой приятной лесной тропинке, прикрывающей собой столько трупов, и увидел в утреннем ветре эти огромные ямы, выкопанные в светло-коричневой земле, дикие деревья и кустарники».

В фильме мы видим членов делегации, посещающих первое катынское кладбище, устроеное немцами. Они отдают воинские почести при могилах генералов Бронислава Богатеревича и Мечислава Сморавиньского. В присутствии французов была открыта яма смерти № 8. Из неё были извлечены три трупа, которые после осмотра были вновь помещены в первоначальную могилу. Это были тела хорунжего Михала Карлиньского (1898-1940), подхорунжего Владислава Чернушевича (1898-1940) и взводного подхорунжего Стефана Чарнецкого (1915-1940).

Источник: A. Przewoźnik, J. Adamska [А. Пшевозьник, Й. Адамска], Katyń. Zbrodnia. Prawda. Pamięć [Катынь. Преступление. Правда. Память], Варшава, 2010, с. 276.

ВНИМАНИЕ: фильм содержит сцены жестокости.